Сольная постановка участника группы «АХЕ» «Колы-колыбельная»:
интервью с Павлом Семченко.
Русский инженерный театр «АХЕ» уже давно известен в Петербурге и за его пределами. Его участники - в первую очередь, художники, их авангардные спектакли обладают множеством уровней восприятия, пробуждая в зрителе неожиданные мысли и аллюзии, вступая с ним в своеобразную постмодернистскую игру.
В прошлом году постановка «Депо гениальных заблуждений» была номинирована на «Золотую маску». В этой постановке с помощью визуальных эффектов «АХЕ» удалось создать образы тех научных теорий прошлого, которые так и не были доказаны. Казалось бы, весьма непростая задача, однако театр разрешил её легко, интересно и в то же время весьма неординарно.
Необычные постановки театра с использованием визуализации и различных звуковых эффектов проводятся в России не так часто. В основном ахеевцы, как участники группы называют друг друга, много гастролируют за рубежом. Однако в Петербурге они постоянно создают что-то новое и периодически выступают с сольными спектаклями. 26 декабря при поддержке Grolsch один из создателей «АХЕ» Павел Семченко представил премьеру в клубе Dusche, стендап-монолог «Колы-колыбельная».
Павел, расскажите, чем Ваши сольные постановки отличаются от того, что Вы делаете вместе с «АХЕ»?
Наверное, основное отличие в том, что я осмеливаюсь представлять более сырые вещи. Выступления «АХЕ» предполагают показ более проверенных представлений, а здесь больше экспериментов - например, в области звука. Важно то, что в постановке участвуют двое музыкантов. Один из них тоже участник «АХЕ» – Андрей Сизинцев. А второй – Владимир Волков, который со своей стороны пытается проводить время на сцене нетрадиционно, отлично от того, как он проводит его в формате джазовой, классической или современной музыки. Это синтез, в котором больше внимание уделяется слову и звуку, действию в том числе. Это более спонтанное проявление идей.
Интересно, как у Вас рождаются такие идеи?
Это происходит тоже спонтанно. Что касается этой постановки, изначально мы хотели сделать спектакль о потопе. Но получилось так, что Максим Исаев (один из создателей театра «АХЕ» - прим.авт.) написал текст в форме колыбельных, и мы решили сделать это лейтмотивом. А вообще, это такая подготовка к дальнейшей работе. Поскольку у нас нет своего помещения, то спектакли формируются и окончательно оттачиваются в процессе. Как это происходит? - Выдал, обдумал, оценил, что-то изменил, снова сыграл. Так постепенно результат кристаллизуется. Это такая манера зарисовки, наброски на будущее.
Здорово, что нам удалост посмотреть Ваш сольный спектакль. Но вообще, постановки «АХЕ» редко случаются в Москве и Петербурге. Вы часто говорите, что не только из-за финансовых причин, но и из-за неинтереса зрителей..
В театре есть функция – сочинить, изобрести что-то новое и найти площадку. А есть функция – привлечь зрителя и организовать само выступление, шоу. Чтобы заниматься менеджментом, нужно посвящать этому очень большое количество времени, которого жалко и которое можно провести более достойно. Была попытка привиться здесь, но не нашли мы кодировки, чтобы вписаться в систему. У нас был период в театре «Антресоль», но, к сожалению, художественный руководитель этого места решил, что мы не соответствуем.
Что же у нас происходит с театром? Каково в принципе состояние театра в России?
В целом, в крупных культурных центрах все в порядке. Мне кажется, есть достаточно много примеров хороших постановок традиционного театра. Есть, конечно, пыльный областной драматический театр везде, где есть много постановок, которые не актуальны и, возможно, годятся в качестве музейного экспоната. Хотя есть категория людей старшего поколения, которые на это ведутся и им это нравится.
А как в Европе дела обстоят? Вы же часто с «АХЕ» там выступаете..
Вообще в Европе все проще. Там есть сеть фестивалей, которые между собой довольно тесно связаны. Это как крутящееся колесо, если попадаешь в него, к тебе приглядываются, ты попадаешь на соседний фестиваль. Там как-то все само собой происходит. А здесь нужно заниматься поп-культурой, традициями поп-прослойки, чтобы устраивать задорого большое количество людей.
Ну а как вас в Европе зрители принимают?
Наши постановки везде принимали хорошо, однако везде есть и какие-то национальные особенности. Мы чаще всего пользуемся визуальным языком, а этот формат доступен восприятию зрителя. Музыка, пластика, визуальное искусство - это то, что вызывает ассоциации, эмоции и то, что не требует вербального объяснения. У нас есть такой спектакль «Фауст в кубе», где есть текст. Сложнее организовать его прокат на Западе, потому что там требуется какая-нибудь бегущая строка или синхронный перевод, это связано с техническим оснащением. Не везде это возможно и легко доступно. Даже там, где это можно сделать легко, появляется такой момент, что люди не успевают соотносить слово с действием или картинкой, не успевают прочитывать.
Как национальные особенности влияют на восприятие зрителей?
Например, на гастролях в Корее мы показывали спектакль, где есть сцена, когда женщина поливает себе грудь молоком. В Корее нет молочной пищи, и поэтому символ «стакан молока» не считывается в том культурно-семантическом поле. Конечно, мы все-таки принадлежим к европейской культуре, несмотря на то, что Россия посередине, одной ногой в Азии, другой в Европе. Германия нам ближе по восприятию. В Италии, Испании и Средиземноморье, там, где юг и солнце, некоторые наши категории не совсем понятны, физически зрители не могут их ощутить. Скандинавия более ледяная. Там свои отличия. Вот такие климатические или культурные особенности влияют на восприятие.
Ваше самоназвание «русский инженерный театр» как-то раскрывает национальные особенности?
Все знают, что реакция людей на юге отличается от реакции людей на севере, это, скорее, этнические черты. А название «русский инженерный» возникло еще в те времена, когда этому сочетанию не придавалась такая окраска, как сейчас. Русский инженер – это, скорее, конец XVIII, начало XIX века. Люди, которые прокладывали железную дорогу, осваивали хирургию. Русский не в смысле национализма, а в смысле традиций. Некоторые ошибочно думают по-другому.
Вам, наверное, не раз задавали этот вопрос, но что Вы вкладываете в понятие «инженерный театр»?
Инженерный театр, скорее, с точки зрения, механики, физики, химии. Изначально мы занимались какими-то физическими категориями на сцене - шириной, длиной, глубиной, длительностью, а не психическими эмоциями. Манипулируя этими категориями, мы возбуждаем эмоциональные рецепторы. Драматический театр действует, скорее, наоборот. В первую очередь он пытается экспонировать эмоцию при помощи слова, игры актера, психологического состояния. Мы его элементами тоже пользуемся, но в большей степени используем инженерные категории. В обычном театре есть цеха, которые крутят сцену, поднимают и опускают задники, костюмы меняют, свет. К этим людям мы ближе, чем к русской школе драмы.
беседовала Ирина Штрейс
фото: Dusche club
